§ 2. Суверенитет федеративного государства: факторный анализ
Одним из важнейших принципов демократии считается и равноправие, гарантированная защищенность прав и свобод человека. Выше уже говорилось о том, что западные демократии с наибольшим успехом использовали раньше и активно продолжают использовать права и свободы человека в политических интересах как мину замедленного действия против других государств. С их помощью в собственных меркантильных целях подрывается целостность одних государств, уничтожаются другие, приводят в покорность третьи. И достигается это довольно недемократическими методами. Об угрозе демократическим ценностям США говорят сами встревоженные американцы и их друзья. Они задаются вопросом, "не затмевает ли ее (американская) гегемонистская роль, особенно после 11 сентября, внутренние демократические устои?.. не приведет ли вполне понятная острая реакция США… к пересмотру традиционного, очень тонкого баланса между индивидуальными свободами и национальной безопасностью" .

Американский профессор М.Паренти пишет: "Страны с якобы демократическими правительствами часто демонстрируют явно не демократическую государственную власть. В Соединенных Штатах не только консерваторы, но и либералы использовали ФБР для защиты безопасности государства… При всех строго секретных операциях, отмывании денег, торговле наркотиками и часто незаконном использовании жестокости "государство национальной безопасности" недалеко ушло от организованной преступности". Усилия разлома разные, но все они системны и активны. В условиях глобализации какие-либо разрозненные действия с длительными интервалами немыслимы. Безусловно, западные ученые и наши западники не выступают грубыми ниспровергателями государств, демократий и суверенитетов. Они умело используют неоспоримый факт изменения композиции миропорядка и трансформацию социально-политических систем в условиях глобализации, чтобы, например, заявить о крахе государственного суверенитета или о неизбежности признания мирового правительства во имя преодоления трагедии разделенного мира и т.д. К тому же оглашается, что отдельными нерыночными, мало демократическими государствами нарушаются экономические и политические права человека.

Все это синтезируется в теоретическую посылку о необходимости в условиях глобализации проводить активную десуверенизацию путем распространения демократии в интересах транснациональной солидарности. Кому какое место в этой солидарности будет отведено - секрета не делается. Об этом мы узнаем из классификации государств мира сторонниками глобального лидерства США на развитые, догоняющие и обреченные на отставание. При всем нашем критическом отношении к содержанию хорошо написанных трудов С.Г. Кара-Мурзы, нельзя не согласиться с ним в том, что "говорить о причинно-следственной связи между рынком, демократией и правами человека стало просто неприлично после того, как мир пережил опыт фашизма. Ведь фашизм - порождение именно капитализма и присущего ему общества, в ином обществе он появиться не мог".

Предлагается, с одной стороны, отказаться от суверенитета как от рудиментарного остатка, нарушающего права человека и ограничивающего его свободы. С другой стороны, мы видим, как страны НАТО увеличивают пределы действия своего суверенитета, и во имя этого устраивают недемократический экспорт демократии в другие страны. Иными словами, они не признают суверенитет этих стран, вторгаясь в них ради поддержания своего национального "демократического" образа жизни под прикрытием освобождения народов этих стран от "тоталитарных автократий".

Безусловно, демократия и суверенитет - взаимосвязанные понятия, демократия - не враг суверенитета. Можно сказать, что глобализация оставляет суверенным государствам только демократический путь развития, допуская различные, основанные на демократических принципах формы правления. Но к общепринятым ценностям демократии люди должны прийти сами. Это их право, реализуемое в пределах народного и государственного суверенитета. В этом им можно и нужно помогать, но не нарушая суверенитет государства.

Безосновательно было бы не соглашаться с утверждением о том, что "без определенной степени открытости, влияния наднациональных структур невозможно модернизировать экономику, развивать информационные и биотехнологии, осуществлять международную торговлю… Глобализация - реальность, вызовы которой надо уметь достойно встретить" . Однако открытость не должна быть в ущерб суверенитету. Стремление увязать, сблизить демократию и суверенитет, аргументировать их единство порождают различные терминологические новеллы. Таковой является, например, "суверенная демократия". Во-первых, никакого развития, конкретизации и углубления понимания этот эпитет демократии не дает. Во-вторых, в данном случае реален риск потерять и демократию, и суверенитет. В-третьих, как уже отмечалось, суверенитет и демократия имеют различное содержание, а, следовательно, и несовместимую смысловую нагрузку.

Экспериментальное слияние этих терминов не приведет к качественно новому обогащению понятия "суверенитет". Поэтому в последнее время и наблюдается спад и угасание завышенной амплитуды дискуссий вокруг демократии с неприятным привкусом непонятной добавки. Вопрос о взаимосвязи демократии и суверенитета мы рассмотрели лишь для того, чтобы показать теоретическую беспомощность и юридическую необоснованность использования демократии для покушения на суверенитет государства. Если же тоталитарный режим какого-то государства, как например, фашистский 1930-х гг. в Германии, несет угрозу миру, то нарушение его суверенитета может и должно быть осуществлено государствами - членами ООН для защиты собственных суверенитетов от явной и непредсказуемой угрозы. Против этого не возражает никто, особенно те, кто помнит горькие и страшные уроки истории.

Однако осуществление подобных шагов не должно быть приоритетом даже "самого суверенного" государства. И еще, видимо, неверно и научно недостаточно утверждение о том, что "есть государства, которым не нужен суверенитет и они этого не скрывают" . Вряд ли найдутся такие государства (даже Сан-Марино), которые стремились бы избавиться от суверенитета. По крайней мере, в мировой практике де-юре такой факт не известен. Речь не идет о государстве, изъявившем желание в установленном порядке войти в состав другого государства. В этом случае соответственно меняется и его правовой статус. Не следует забывать юридическую природу суверенитета. Другое дело, конечно, что есть государства, которые отстаивают свой суверенитет различными усилиями и способами. Не исключается в этих целях и использование помощи других государств, сообществ или международных и региональных организаций.

Вхождение в различные союзы и организации, тесные экономические и политические связи с ними является закономерностью для любого государства, развивающегося в условиях интенсификации глобализации. Но такое его положение не только причиняет вред его суверенитету - оно обеспечивает и его защиту. Это хорошо видно на примере Европейского союза, хотя государства-члены и обвиняют Союз в том, что он уничтожил их демократию и суверенитет. Но это далеко не так. Напротив, вхождение в Европейский союз обеспечивает малым странам (Мальта, Люксембург, Эстония и др.) защиту их экономических интересов от конкурентного "наезда" гигантов, а также, разумеется, и суверенитета . При этом мы не отрицаем, что государства переживают не лучшие времена. Однако это говорит в пользу того, что суверенитет государства надо сохранять и защищать.

В этих целях могут быть использованы различные меры и возможности в пределах правовых дозволений. Та политико-территориальная организация, для которой не характерен суверенитет, не есть государство. Понятие суверенитета меняет свой облик, но не сущность. Происходит, например, то же самое, что и с человеком, который обогащает свои личностные качества и повышает свой статус, например, становится мэром, президентом компании, премьер-министром, но от этого он не перестает быть человеком.

Суверенитеты федеративного государства и унитарного государства не отличаются в своей основе, но суверенитет первого имеет более сложную историю и нелегкую перспективу. К сожалению, в этом мы убеждаемся вновь и вновь на примере собственной страны. Ушло в прошлое такое федеративное государство, как СССР, что равнодушно, как верно отметил В.В.Путин, воспринять невозможно. В условиях перестройки миропорядка с опасностью распада столкнулась и Российская Федерация, и не без помощи определенных оппонентов, заинтересованных в "сплошной демократизации" нашей страны, завершение которой не исключает "неспровоцированный" отход отдельных наших территорий. О чем, если не об этом, говорят умозаключения З.Бжезинского: "Россия несет ответственность за крупнейшую в мире долю недвижимости. Эта доля охватывает 10 часовых поясов, и ее размеры в 2 раза превышают площадь США или Китая, перекрывая в этом отношении даже расширенную Европу. Следовательно, потеря территории не является главной проблемой для России". И делается вывод, что "для России задачей первостепенной важности является модернизация собственного общества, а не тщетные попытки вернуть былой статус мировой державы".

Федеративное государство не заинтересовано в чрезмерной централизации или децентрализации своей власти. То и другое одинаково плохо завершается: распадом государства или долгой смутой, в которой одинаково участвуют и те, кто обогащался, и те, кто были обираемы. К тому же недоверие к местной власти и желание сосредоточить все и вся в центре ведет к неудержимому спаду уровня активности и инициативы в базовой части общества. Об этом еще в начале прошлого века писал С.А.Котляровский. Он, в частности, указывал: "Недоверие к местной самостоятельности пронизывает всю новейшую политическую историю Франции. Характерно, что Париж не имеет даже собственного мэра: он бы по своему влиянию был бы неудобен администрации" . И действительно, хотя прошло более чем 100 лет, но проблема остается, на что обращается внимание в "Стратегии развития России до 2020 года": "Одной из главных проблем сегодняшнего госуправления остается его чрезмерная централизация" .

То же самое было характерно и для России. Историческое наследие прошлого дает себя знать и сегодня. Это состояние можно сформулировать следующим образом: государственная власть делает вид, что она многое готова уступить, а местное самоуправление делает вид, что готово все, что дадут, взять. На деле же те и другие мало к чему готовы.

Выше уже говорилось о внешнем и внутреннем составляющих содержания суверенитета. Для федеративного государства обеспечение их сбалансированного соотношения всегда было затруднительно. В условиях глобализации, и особенно в результате активизации центробежных сил после распада СССР, для Российской Федерации до 2000 г угроза вспышки цепной реакции распада не была мифической. Подтверждение тому - спровоцированный в 90-х гг. прошлого века "парад суверенитетов" и президентов, трагические события в Чеченской Республике, Буденновске, Беслане, Москве, Волгодонске и др.

По нашему глубокому убеждению, в государстве должен быть один президент, и особенно это важно для Российской Федерации, для которой он прежде всего является консолидирующей фигурой многонационального государства и политической системы страны. Так что дискуссия вокруг суверенитета не случайна. Правильно подчеркивается, что "…Если мы будем отрицать государственный суверенитет как меру должного, как юридический принцип современного миропорядка, тогда судьбу России будут решать не в ней самой, а извне" .

Не без сожаления приходится отметить, что пока еще не разработана добротная концепция российского федерализма. Поэтому и случается, что предпринимаются, конечно же подсказанные практической необходимостью, какие-то ходы, недостаточно продуманные в конституционном отношении, дающие основания не только политическим оппонентам, но и гражданам говорить о стремлении власти существенно подкорректировать Конституцию РФ. Такую цель, конечно, никто не преследует . Однако определенный повод для подобных разговоров возник из-за отказа от прозрачности и должного разъяснения принимаемых решений. Вот здесь демократия и должна была сработать. Кроме того, положение усугубляется тем, что подбрасываются различные идеи о симметричной, ассиметричной, кооперативной и иных видах федераций с делегированным и не делегированным суверенитетами. В связи с этим возникает необходимость сказать несколько слов о суверенитете федеративного государства.

Суверенитет федеративного государства ничем не отличается от унитарного ни по определению, ни по природе. В основном дискуссия ведется по поводу того, делегируют или не делегируют субъекты часть своего суверенитета федерации. Если делегируют, то сколько и в каком измерении? Либо это происходит в обратном порядке, т.е. федерация делегирует "урезание" суверенитета своим субъектам (деволюция). Можно гипотетически допустить, что делегированный федерализм отражает особенности образования союзной федерации, когда полномочия центральной власти определяются государствами, объединяющимися в союз. Для "урезанного" федерализма характерна передача центром определенного объема государственной власти территориям (субъектам) с учетом их обоюдных интересов. Вокруг этого велось много как дельных, так и малоинтересных с научной точки зрения разговоров. Даже сегодня пишут: "Реальный суверенитет России существенно уменьшился к концу 90-х гг." . Ну как здесь не спросить: на сколько тонн уменьшился? А если серьезно, то не суверенитет "уменьшился", а ослабло конституционное отношение к нему. Многие все еще продолжают взвешивать суверенитет, раздумывая над весом отдаваемого суверенитета. Совершенно напрасная затея, ибо свой суверенитет государство "дарить" или "спускать" субъектам не будет. Если федеративное государство образуют несколько государств, то каждое из них уступает свой суверенитет федерации. Все эти суверенитеты сливаются в единый суверенитет федеративного государства. При развитии федерации на основе различных территорий - поселений, не обретших статуса государства, результат аналогичен. Территории-субъекты наделяются полномочиями, а государство, которое они создали, приобретает суверенитет. Осмысление суверенитета в условиях глобализации позволяет также сказать, что речь идет не столько о "диффузии" суверенитета, сколько о коренных новых условиях, в которые поставлены государство и его суверенитет. Они потребовали обновления подходов к оценке угроз суверенитету и методического арсенала действия в его защиту. Например, практика "непризнания государственных границ" во взаимоотношениях транснациональных компаний (массового перемещения товаров, сырьевых и трудовых ресурсов, банковского капитала и т.д.) раньше считалась бы грубым нарушением суверенитета, а сегодня это воспринимается немного иначе.

В такой практике, действительно, мало оснований для усмотрения нарушения суверенитета, если государство активно контролирует эти процессы и влияет на них, воздействуя на рыночные отношения правовыми, экономическими, финансовыми, судебными, административными и иными методами. Скромные достижения в задержании на границе уплывающих ежегодно из страны десятков миллиардов долларов и иных богатств, а взамен - наркобизнес и иной криминальный капитал "полпредов" интернационального преступного сообщества, просачивающийся через нее обратно, никак не объясняются "слабостью суверенитета".

В данном случае вполне правомерно ставить вопрос о причинах неэффективной деятельности соответствующих служб. Одной из них признан широкий размах необузданной коррупции на всех этажах государственной власти и управления. И вполне объяснимо невольно складывающееся впечатление: а не вздумалось ли кому-то шумихой вокруг демократии, суверенитета и национальной идеи отвлечь людей от реализации президентских программ, укрепления правопорядка и законности, борьбы с коррупцией и от других жгучих проблем? Мы сегодня видим, что при том же суверенитете и демократии "за последние восемь лет накопленный объем иностранных инвестиций в российскую экономику вырос не на какие-то проценты - в 7 раз. …В предыдущий период чистый отток капитала … ежегодно составлял 10-15-20, а то и 25 миллиардов долларов. А в 2007 году отмечен рекордный абсолютный приток капитала в Россию - 82, 3 миллиарда долларов" . Так что дело не в "установлении" или "слабости" суверенитета, а в неумении или нежелании хорошо работать на благосостояние собственного народа.

Определенное беспокойство вызывают некоторые внутренние "патриотические" силы, отдельные амбициозные политики (о противниках суверенитета я не буду говорить), готовые превратить дискуссию вокруг суверенитета в некое политическое шоу, раздуть вокруг него некую "национальную идею" и избирательную перебранку. Ведь наряду с интересными высказываниями в процессе обмена мнениями отдельные участники "круглого стола" так и демонстрировали политизированный пафос, заявляя, например, что неправительственные организации и гражданское общество все активнее замещают государство . Многозначительно говорилось о том, сможет ли предмет наших дискуссий действительно стать национальной идеей и платформой для общественного консенсуса. В ответ на это заметим, что российское общество, насколько нам известно, уже почти переболело суверенитетами и консенсус найден. Думается, что слово "республика" (в скобках - государство) в ч.2 ст.5 Конституции РФ не может служить предметом политического расстройства. Это всего лишь легко устраняемая юридическая неточность. Даже и не юристы понимают, что не может состоять федерация из uосударств, так как объединенные государства есть конфедерация.

Суверенитет государства слишком фундаментален, чтобы быть предметом мелких политических интриг. Например, ни в США, ни во Франции, ни в Японии, ни в других "примерных" западных странах в политических баталиях, тем более в избирательных кампаниях, не задевают суверенитет своей страны или иные фундаментальные ее ценности. Не следует этого делать и нам. И - самое главное - стержневым и продуктивным для каждого российского человека является понимание и принятие исторической обусловленности совместного развития народов различных национальностей и религий в демократической, суверенной и успешной Российской Федерации, ставшей уникальной цивилизацией в системе иных мировых государств-цивилизаций. И, думается, условия глобализации не дают в XXI в. достаточных оснований прогнозировать ни их шок, ни их столкновение, ни их гибель, ни появление мирового правительства.

См. также:

глава вторая
глава третья параграф 1
глава третья параграф 2
глава третья параграф 3
глава четвертая параграф 1
глава четвертая параграф 2
глава пятая
глава шестая параграф 1
глава шестая параграф 3
глава шестая параграф 4
глава седьмая параграф 2